Ведущий рубрики – Алекс Бертран Громов, историк и писатель.
«Хорошая книга создает свою вселенную» Хабиб Ахмад-заде – известный иранский писатель и киносценарист. Его роман «Шахматы с Машиной Страшного суда» , посвященный ирано-иракской войне 1980-1988 гг., выдержал ряд переизданий на родине, был переведен на многие языки и награжден престижными литературными премиями. Недавно автор посетил нашу страну, чтобы представить читателям русское издание.
В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?
Сейчас основная проблема – писатели начали писать о том, чего не знают, чего не пережили. До конца ХХ века писатели ездили в те места, о которых собирались писать или, как минимум, читали книги о них. Сейчас не только темы измельчали, но и писатели стали ленивыми, считают, что достаточно наспех посмотреть информацию в интернете и всё.
А вы любите узнавать новое или предпочитаете опираться на то, что хранится в памяти?
– Важнее всего сказать слово, которое поможет людям. У нас в культуре есть такое понятие «осведомленность о смерти». Если ты что-то сделал – оцени это как бы через сто лет, тогда посмотрев с той дистанции на свои сегодняшние поступки, ты поймешь – правильно ты поступаешь или нет. Жизнь похожа на эстафету. Мы получили ее от предшествующих поколений и теперь должны целости и сохранности передать ее дальше. Полученный опыт мы должны приумножить и тоже передать дальше. Когда смотришь как бы через призму 100 лет, понимаешь, что слава не главное. Можно гордиться своей славой, но достойнее будет сделать так, чтобы построить лучшую жизнь, хотя бы передав людям свой опыт.
Что, на ваш взгляд, особо важно понять человеку?
Когда, уже будучи писателем, я приехал в родную школу, завуч грозно предупредил учеников, чтобы не смели шуметь. Я вошел, смотрю – все тихие сидят. Тогда я достал купюру и сказал: кто из вас громче крикнет, тому дам деньги. Они такой шум подняли, что завуч схватился за голову. Потом я вспомнил, как меня в школьные годы заставляли отвечать на вопрос, что лучше – знание или богатство. И сказал, что посмотрю теперь, как завуч и директор на этот вопрос ответят. Если правильно, я им тоже денег дам. Завуч сказал знание – нет, сказал я. Директор: ну тогда богатство – тоже нет. А что тогда, удивились они. Ни то, ни другое, сказал я, ведь это всего лишь инструменты.
Если бы вы писали сценарий о своей жизни, то на чём бы сосредоточились?
У Саади есть строки о том, что мудрецу безразличны горести и радости, главное – чтобы людям было хорошо. Мне кажется, что сейчас многие авторы и режиссеры пытаются выглядеть лучше, причем за счет того, что они пытаются сделать привлекательными или достойными сочувствия даже свои пороки. А если они и не делают такого, то возникает другая проблема, которая кажется мне характерной для нашего времени, – они создают абсолютно неправдоподобных персонажей. Раньше человек мог ассоциировать себя с героями книг и фильмов, а сейчас он видит на экране сверхлюдей, связи с реальностью нет, поэтому зрителю только и остается есть попкорн.
К какому жанру ближе всего ваша книга?
Она похожа на карнавал. Но это не фантазия это настоящая война. Современным людям часто кажется, что война – это что-то вроде «Тома и Джерри», когда рисованные персонажи поджигают фитиль подчеркнуто игрушечной бомбы и происходит маленький «бум». Или в фильме Чарли Чаплина персонажи кидают друг другу гранату и комическими ужимками демонстрируют страх. Но это неправильно. И ничего положительного в войне нет.
С чего началась война лично для вас?
Это случилось в самом начале учебного года. Я пришел в школу, а сторож мне сказал – зачем ты пришел, ведь война… Мой родной город Абадан совсем рядом с границей. Но тогда мы все думали, что через несколько дней эта война закончится. Я мог оставить свой город, меня никто не заставлял воевать. Но я не мог допустить такого. Это все равно, что видеть, как слепой вот-вот упадет в яму и не предотвратить. У нас была возможность оборудовать наблюдательный пункт, одной из важнейших деталей нашей импровизированной стереотрубы стал бинокль российского производства. Мы могли видеть противника, но нам нечем было ответить на его обстрелы, у нас не было подходящего оружия. Только гранаты и бутылки с зажигательной смесью, и всего два автомата на десятерых.
В вашем романе отчетливо заметно противопоставление вражеского радара – Машины – и живых людей, а залогом победы становится именно способность к человеческому взаимопониманию. Вы намеренно подчеркиваете это?
Когда солдат действует как машина он и есть машина, ничем от нее не отличается. Если его под страхом смерти заставил воевать Саддам Хусейн, это понятно, но радоваться, убивая людей, его ведь никто не заставляет.
На обложке романа изображена пешка. В этом можно уловить двойной смысл, ведь с одной стороны пешка обречена быть маленькой, слабой и покорной, но с другой – она может выйти в ферзи…
В чем отличие человека от шахматной фигуры? И пешка, и ферзь – они именно что лишь фигуры, а человек способен учитывать свой прошлый опыт. Если в одной партии он проиграл, то, осознав причины этого, в следующей партии он может выиграть. Я смотрел документальный фильм о Сталинграде, и во время войны это нас поддерживало. Раз тогда удалось отстоять Сталинград, значит, и мы сможем защитить свою страну.
Иногда на обложке пишут: основано на реальных событиях. Можно ли так сказать о вашей книге?
Можно, но я бы не хотел, чтобы на ней так было написано. Я бы предпочел, чтобы читатель вспоминал книгу и думал – было это на самом деле или нет. Я убежден, что любая хорошая книга создает свою вселенную и ни в чем за ее пределами не нуждается. Это можно сравнить с пловцом, который переплывает реку, получая при этом удовольствие. А потом ему становится интересно, что там на дне. Есть романы, которые после прочтения только начинаются.
Комментирует научный редактор издания Табаи Сейед Нассер:
В чем заключалась главная задача научного редактора при подготовке русского издания романа «Шахматы с Машиной Страшного суда»?
Есть такие детали и подробности, которые ни один переводчик знать не может, каким бы профессионалом он ни был – потому что одно дело язык, культура и традиции страны в целом, а ведь есть еще субкультура, местные традиции. Действие романа происходит на юго-западе Ирана, а я родом из Шираза, мне довелось учиться как раз в то время вместе с ребятами из этого края. Поэтому я мог внести в перевод необходимые уточнения, вплоть характерных речевых оборотов и сленга.
Когда вы впервые прочитали эту книгу и какое впечатление она на вас произвела?
Сначала читал на фарси, потом русский перевод, потом начал работу с текстом. Впечатление от прочтения было очень сильным. Я еще совсем маленьким ребенком был в том самом городе, где происходит действие. И для меня было очень грустно читать об этой войне, одновременно видя очень много совпадений со знакомой реальностью. Я узнавал места, которые видел, – площадь, церковь рядом с ней, с детства помню, как там звонили колокола…
Как этот роман воспринимают иранские читатели?
«Шахматы с Машиной Страшного суда» – одна из первых книг на эту тему в жанре художественной литературы, до этого издавалось много книг, но главным образом документальных. Восприятие отличалось в зависимости от опыта человека. Тинейджеры, как мне доводилось читать в интернете, писали: очень похоже на голливудские фильмы. Те, кто постарше, кто сам воевал, говорили: мы просто закрывали глаза и вспоминали, что нам пришлось пережить.
Отличается ли восприятие иранской военной литературы в странах, где издаются ее переводы?
Русский читатель, как мне кажется, хорошо понимает наши переживания. Ведь Великая Отечественная война – это тоже была оборона, как и у нас называют ту войну Священной обороной. И в Советском Союзе война обрушилась внезапно на людей, который совершенно у ней не стремились, но были вынуждены защищать свою родину. Для западного читателя это, скорее, война, которая была где-то далеко, между двумя мусульманскими странами, и драматизм может заключаться в том, что одна из сторон была хорошо вооружена и подготовлена к тому, чтобы начать войну, а обороняющимся приходилось сражаться едва ли не голыми руками.
Что, на ваш взгляд, более свойственно современной иранской литературе, посвященной ирано-иракской войне – рассказать факты или передать эмоциональное состояние героев?
Тут существует две точки зрения. Одни уверены, что надо писать только всё как было. Другие говорят – давайте украсим эмоционально, подчеркнем героизм. Что бы ни было, но эта война шла восемь лет, нет ни одной семьи, которую бы она не затронула…
Какие книги военной художественной прозы вы уже выпустили или планируете выпустить на русском языке в ближайшее время?
Сразу после романа «Шахматы с Машиной Страшного суда» вышла книга «Путешествие на высоту 270». Эта тема для меня близка, я видел все это своими глазами. И для меня важно отдать дань уважения тем, кто защищал нашу родину.
